Год назад один из самых богатых бизнесменов Украины, Томаш Фиала думал, что потерял 90% своего состояния, и был очень пессимистичен по поводу восстановления украинской экономики. В июне 2023 года предприниматель настроен гораздо более оптимистично.
Сегодня Томаш Фиала рассказал, за счет чего будет расти украинская экономика, сможет ли Украина выполнить новую программу МВФ, оценил действия властей относительно российских активов, а также рассказал, куда планирует вкладывать деньги.
«Если линия столкновения будет двигаться к востоку или югу, экономика будет расти быстрее»
Как вы оцениваете состояние украинской экономики по шкале от 0 до 10?
Наверное, на 5.
Какими были оценки в начале войны или в декабре 2022 года?
Выглядело, что оценка будет 1 или даже 0.
Почему негативные прогнозы не сбываются? Бизнесмены, особенно сегмента В2С, говорят, что у них все хорошо.
Несмотря на то что в 2022-м ВВП упал на 29,1%, его размер составил $160 млрд – это второй лучший показатель за последние девять лет.
В этом году ВВП вырастет на 3% реально, а номинально – больше. Мы ожидаем, что курс будет стабильным, возможно, ближе к концу года гривна девальвирует меньше чем на 10%. Инфляция будет ниже 13%.
Отрицательно влияют экспортные ограничения на украинские товары, в том числе со стороны готовящейся к выборам Польши, перебои в работе зернового коридора и очереди на границе, которые усложняют логистику. Положительно влияет на огромный приток валюты. В прошлом году мы получили $32 млрд в бюджет, в этом году ожидаем $43 млрд. Без этого ситуация была бы очень плохой. В 2014–2015 годах мы получали в четыре раза меньше международной помощи.
Люди, компании, институции, банки, телекоммуникации, энергетика оказались более устойчивыми, чем все ожидали. К середине марта прошлого года мы запустили все наши бизнесы, кроме физически уничтоженных, и каждый месяц наблюдали рост продаж и результатов.
Не у всех бизнесов всё хорошо. У многих проблемы из-за логистики. Это прежде всего производители железной руды, металла, а также аграрии. Логистика съедает почти всю прибыль.
Какие у вас ожидания на 2024 год?
Украина имеет четырехлетнюю программу МВФ и получила комитменты от стран G7 и Евросоюза. В базовом сценарии к концу первого квартала 2027 года Украина должна получить $115 млрд при условии выполнения заложенных структурных маяков. Этого достаточно, чтобы покрыть дефицит бюджета, если война продлится до середины следующего года. Эта программа дает нам макроэкономическую предсказуемость на последующие почти четыре года, что очень хорошо.
Кроме того, украинское правительство взяло на себя обязательство реструктуризировать коммерческий долг до августа 2024-го. Это сделает наш публичный долг более стойким. Поэтому у нас есть макроэкономическая рамка, работающая энергетическая инфраструктура и регулярное поступление денег. Похоже, что все худщее позади. Даже если будет новая атака на энергетику, большинство компаний готовы к этому – закуплены генераторы, горючее, старлинки. Мы готовы работать без перерывов.
Украина никогда не выполняла все условия МВФ до конца. Каков прогноз по этой программе?
Нам придется ее выполнять, потому что без этих денег будет финансовый коллапс, а победы не будет. Сейчас мы зависим от финансовой и военной поддержки зарубежных партнеров. Альтернативы нет. У нас нет возможности привлекать деньги частных инвесторов через еврооблигации. На 3–5 последующих лет мы отрезаны от этого источника.
Что труднее всего в этой программе?
Условия не настолько тяжелые. Программа готовит нас к евроинтеграции, и если все будет хорошо, в конце года начнутся переговоры о членстве. Мотивации у нас больше, чем когда-либо.
Из самого тяжелого – оставаться фискально-консервативными. Это уже продемонстрировал наш парламент, когда приняли поправку о доплатах военным. Если бы не было макрорамки от МВФ, этот популизм было бы трудно побороть и, возможно, пришлось бы печатать деньги.
Совпадают ли ваши ожидания по поводу окончания войны в середине 2024-го?
Лучше закладывать консервативный прогноз по войне. Но мы можем работать даже в нынешних условиях. Если война либо замедлится, либо у нас будут успехи на фронте и линия столкновения будет двигаться к востоку или югу, экономика будет расти еще быстрее.
В начале войны мы остановили все капитальные инвестиции и заморозили строительство. В июне–августе прошлого года всё возобновили и начали снова вкладывать деньги и строить в Киеве и Львове. Уже прошлым летом считали, что с точки зрения безопасности самое тяжелое позади. Конечно, понервничали, когда осенью начались массированные обстрелы и отключение электроэнергии. Но и с этим фактором справились.
«Даю высокую оценку властям, но были и ошибки»
Какие у вас ожидания по поводу демографии и восстановления потребительского спроса?
Если люди хотят помочь Украине, они должны возвращаться и тратить деньги здесь. Наверное, к середине следующего года вернется небольшая доля уехавших людей – 25–30%. И это будет хорошо. По разным оценкам, за границей остаются 5–7 млн человек.
Что государство должно делать, чтобы вернуть людей? Предоставить жилье, обеспечить работой…?
В первую очередь, нужно инвестировать в безопасность и победу. Только когда будет безопасно, люди начнут возвращаться, а экономика заработает лучше. Думаю, с течением времени зарплаты будут расти, потому что в некоторых секторах людей уже не хватает. Спрос на работников будет расти. Но более высокая зарплата мотивирует возвращаться только небольшой процент людей.
Вы планировали участвовать в восстановлении жилья для переселенцев? Например, достраивать замороженные объекты на западе Украины.
Мы предлагали эту опцию частным западным инвесторам и международным финансовым институтам, но пока это никого не заинтересовало.
Как в целом оцениваете деятельность властей во время войны? Были ли фатальные ошибки?
В целом дам высокую оценку. Были погрешности. Не нужно было в начале войны снижать налоги и НДС на импорт, нефтепродукты и акцизы.
Есть большая проблема с коррупцией, например, в Минобороны, Верховном суде, на таможне, в правоохранительных органах. Удивляет цинизм некоторых людей у власти, которые воруют и во время войны.
Полученные деньги от западных партнеров нужно будет возвращать, поэтому лучше мобилизовать внутренние скрытые ресурсы, которые находятся в теневом секторе.
Недавно предприниматели опубликовали манифест с набором шагов по росту экономики на 10% ежегодно в течение 10 следующих лет. Близки ли вам эти тезисы?
Я считаю, что не нужно придумывать велосипед. Надо идти по понятным базовым реформам, которые страны Центральной Европы провели еще 20 лет назад. Главные – верховенство права, борьба с коррупцией, реформирование всех институтов, либерализация всех тарифов, приватизация почти всего государственного имущества, свободный рынок земли сельскохозяйственного назначения, прозрачные тендеры на получение лицензий на добычу полезных ископаемых. Тогда у нас будет медианная зарплата €1700, как в Чехии, в которой ВВП на душу населения в четыре раза больше, чем у нас сейчас.
Что из этого можно сделать во время войны?
Все это нужно было делать в 2018–2021 годах, когда экономика росла. Но реально сделать и сейчас. Например, поднять тарифы на электроэнергию и газ и разработать компенсацию самым бедным слоям населения. Это справедливо, когда у тех, у кого есть деньги, платят рыночный тариф, а другие получают монетизированную субсидию. Также никто не мешает назначить компетентных людей на закупки в Минобороны, на таможню, в БЭБ.
По вашим ощущениям, силовики действительно усиливают давление на бизнес?
Есть впечатление, что у них появилось больше времени заниматься этим. Вместо того чтобы наполнять бюджет деньгами из теневого сектора.
Как вы оцениваете работу государства с российским имуществом в Украине?
Полагаю, что все эти активы государство должно национализировать. В Украине много денег, есть рекордный прирост ликвидности в банковской системе. Иностранные инвесторы не могут вывести дивиденды, и эти средства тоже остаются в системе. Можно выставлять активы на продажу. Но все это происходит медленно. Многие подсанкционные российские владельцы пытаются коррумпировать чиновников, чтобы переложить активы в другой карман.
«Российские активы будут интересны, если будут продаваться на прозрачном конкурсе»
Вам было бы интересно стать акционером такого банка, как Sense Bank, с инвестиционной точки зрения? Иван Свитек, глава правления Юнекс Банка, где вы совладелец, когда-то работал в «Альфе».
Теоретически, да, Свитек смог бы управлять таким банком. До войны это был прибыльный банк, но сейчас, скорее всего, там существенно выросли «плохие кредиты» (NPL), и капитал отрицательный, нужно будет довливать. Оттуда ушло много клиентов. И с каждым месяцем, мне кажется, финансовое состояние банка ухудшается.
Российские активы интересны Dragon Capital? Вы хотели поучаствовать в конкурсе на покупку «Моршинской» и Ocean Plaza?
Если эти активы будут продаваться на прозрачном конкурсе, мы тоже будем заинтересованы за них посоревноваться.
Сколько готовы инвестировать?
До войны Ocean Plaza стоил $200–220 млн. Сейчас цена, пожалуй, вполовину меньше. Покупателей немного. Немногие компании готовы вливать большие деньги в один актив, куда в любой момент может прилететь ракета. Поэтому за меньшие объекты больше конкуренции. Государство должно забрать этот актив у Ротенбергов, сдавать в аренду, ведь даже во время войны он может генерировать $1,5 млн в месяц.
Вас не пугает риск судебной перспективы за такие активы с бывшими собственниками?
Если государство выставит их на прозрачные торги, мы готовы рисковать.
В марте вы отказались от участия в аукционе по «Моршинской» и обвинили АРМУ в непрозрачном конкурсе. Как вы в целом оцениваете эффективность АРМА?
АРМА не слишком эффективна. Им передали активы на 70 млрд грн, а в бюджет в прошлом году от них поступило всего 35 млн грн. Когда они объявили конкурс по «Моршинской», мы хотели участвовать, а потом посмотрели, как это все проходит, и отказались. Это был конкурс на управляющего для корпоративных прав, без имущества, с обязательством согласовывать всё, что делаешь с этими корпоративными правами, с холдингом на Кипре, которым владеют российские акционеры.
То есть «Карпатские минеральные воды», которые в итоге купили эти права, фактически ни на что не влияют?
Насколько я знаю, они еще не закрыли это соглашение. Но да, это не даст им доступа к компании. Они не влияют на производство или менеджмент. Они могут ходить на собрание акционеров и всё. И даже то, как голосуешь на собрании акционеров, нужно согласовывать с холдинговой компанией. Создалось впечатление, что конкурс был затеян лишь для того, чтобы акционеры смогли переложить этот актив кусочками из одного кармана в другой.
Следует ли ликвидировать АРМА и создать общегосударственный фонд управления этими активами?
Мы с 2014 года выступали за создание Бюро экономической безопасности, чтобы туда передали все полномочия от СБУ, налоговой полиции и других, мечтали сделать финансовое НАБУ с рыночными зарплатами. Потратили на это шесть лет, а получилось то же, что и было. Поэтому я боюсь давать рекомендацию ликвидировать АРМА и создать что-то новое. Нужно, чтобы структурой, которая будет заниматься национализированным имуществом, руководили некоррумпированные люди, что даст хорошие результаты.
«Не очень верю в инвестиции от фондов а-ля BlackRock во время войны»
В конце 2021-го Forbes ваше состояние оценивал в $340 млн. Как эта цифра изменилась за время войны?
Я свое состояние оценивал другой цифрой.
Какой? Большей или меньшей?
Не скажу. Могу сказать относительно. В марте 2022-го я оценивал, что у меня минус 80–90%. Сейчас, вероятно, это минус 50%. Если все будет хорошо с точки зрения безопасности, то, наверное, можно вернуться к цифре 2021-го за 3–5 лет.
Как выглядит бизнес-модель Dragon Capital?
Остаются два основных направления. Первое – инвестиционный банкинг и торговля ценными бумагами (сейчас облигации и еврооблигации, акций мало). Второе – инвестиции в private equity, недвижимость.
У инвестбанкинга есть серьезные сделки?
В конце прошлого года мы делали с JPMorgan реструктуризацию по евробондам «Укрзализныци» на $895 млн. В начале 2022-го Dragon Capital выступил советником Miratech в привлечении инвестиций от Horizon Capital. В мае 2022 года мы помогли глобальной IT-компании Nortal приобрести Skelia, лидера в создании трансграничных IТ-организаций. В начале этого года в качестве советников участвовали в продаже средней компании, но это было непубличное соглашение. Сейчас работаем еще с одной реструктуризацией долгов. Направление инвестиционного банкинга у нас, конечно, сократилось: было 10 сотрудников, осталось пять, однако все они при деле. Основные деньги зарабатываем на собственных инвестициях и на капитале.
Сейчас более активны внутренние или внешние инвесторы?
В большинстве случаев это внутренние инвесторы. Я не очень верю в инвестиции от крупных западных фондов а-ля BlackRock во время войны. Они придут позже. Первыми инвесторами будут те, кто уже здесь работал и может оценить риски.
Недавно Horizon Capital привлек $254 млн в свой фонд. У вас не было желания перезапустить собственные фонды?
Это деньги международных корпораций, которые уже были в фондах Horizon ранее и готовы рискнуть и поддержать Украину.
Мы в прошлом году вышли из фонда прямых инвестиций Europe Virgin Fund (EVF). Второй private equity фонд Dragon Capital New Ukrain Fund (DCNUF) продолжает работать успешно и, несмотря на войну, сейчас в плюсе. Еще есть три фонда недвижимости, там все нормально, работаем, они тоже в плюсе.
В течение года планируем поднять новый фонд. Пока есть комитмент ЕБРР на $24,5 млн (доля 35%) и уже получили $5 млн на достройку первой очереди индустриального парка М10 во Львове. Первая очередь – 14 400 кв. м, мы планируем закончить ее строительство в сентябре.
Вы потеряли много складской недвижимости под Киевом. Успели ли уже что-нибудь отстроить?
Часть восстановили: например, в Буче из 30 000 кв. м восстановили 16 000 кв. м, и они работают. В Стоянке из 97 000 кв. м восстановили 7500 кв. м и сдали в аренду. Все остальное не подлежало восстановлению. В Стоянке у нас сгорело около 90 000 кв. м, металлолом убирали шесть месяцев. Мы были первыми, кто начал наводить порядок, из владельцев 11 складов, уничтоженных россиянами в Киевской области. Некоторые даже не начинали.
Сколько пришлось инвестировать в восстановление?
На восстановление потратили по несколько сот тысяч долларов по каждому объекту. А убрать сгоревшие конструкции договорились с компанией, которая забирает себе металлолом на переработку и вывозит мусор бесплатно.
Сейчас наши инвестиции сконцентрированы во Львовской области. Там выгоднее строить, потому что арендные ставки выше. Хотя все склады, которые у нас остались в Киевской области, полностью заполнены. Когда арендные ставки снова пойдут вверх, начнем строить и в столичном регионе.
Какая сейчас доходность?
Если смотреть по нашему общему портфелю недвижимости, куда входит складская, торговая и офисная недвижимость, то в 2023-м доход упал, по сравнению с 2021-м, примерно на 35% в валюте.
Как изменилась заполненность и арендные ставки офисной недвижимости в 2023 году?
Ситуация с офисной недвижимостью самая плохая. Очень большая вакантность – до 30% – в Киеве. Арендные ставки упали на 40%. Этот сектор возобновится только после войны, и думаю, что это будет довольно быстро. В 2015-м вакантность тоже была 30%, потом она упала до 5%, и за четыре года арендные ставки удвоились.
На складах ситуация другая – там все заполнено, нет вакантности вообще. Ставки в гривне растут, в долларах они несколько ниже, чем до войны, из-за девальвации. У ТРЦ тоже все заполнено, и арендные ставки постепенно растут вместе с ростом товарооборотов арендаторов. Ставки на склады в зависимости от локации примерно 140–150 грн за кв. м + НДС. Холодные склады – более 200 грн за кв. м + НДС. На западе ситуация значительно лучше, ставки там выше, чем до войны.
Вы рассматриваете новые объекты недвижимости для инвестиций?
Да, смотрим. Если можно будет что-нибудь дешево приобрести, то пойдем на аукцион. У нас пока есть где развернуться. К примеру, площадки в Киеве, где мы хотели строить складские помещения. Во Львове 140 000 кв. м – это инвестиция в $90 млн. Мне нравится этот сегмент, мы были крупнейшим владельцем складских и производственных помещений.
У нас был готовый новый фонд для строительства индустриального парка под Киевом, на Житомирской трассе, а также во Львове. Деньги должны были зайти в марте прошлого года. ЕБРР должны были вложить туда $50 млн акционерного капитала. Не успели. В Киев вернемся позже. Пока в прошлом году достроили то, что начали до войны, – Obolon Plaza, завершили реконструкцию ТРЦ Piramida. Достраиваем коттеджный городок Green Hills – там из 240 участков продано 90%. Спрос на коттеджи постепенно возвращается.
Вы продали здание на улице Деловой, в котором расположена редакция «Украинской правды». Почему? Необходимость или просто выгодное предложение?
Это было выгодное предложение, да. Мы покупали его где-то в 2018 году, и нам сейчас предложили цену выше, чем та, за которую мы купили. Кто покупатель – сказать не можем.
Как развивается ваш медиабизнес? До войны активно развивался финтех-проект «Минфин» ? Есть ли прибыль?
Он хорошо восстанавливается в Украине. Кроме того, они запустили свои продукты и услуги в Казахстане, Филиппинах, Вьетнаме и других странах Центральной и Юго-Восточной Азии, Латинской Америки и Европы. Там тоже хорошие результаты. До войны эта компания возрастала в два раза каждый год. В начале полномасштабной войны у нее было очень большое падение, и сейчас она полностью не восстановилась. Однако с каждым месяцем дела обстоят все лучше, компания растет, прибыльна и внедряет ряд интересных финтех-продуктов. Львиная доля выручки – продажа лидов банкам и финкомпаниям.
Какова ситуация с финансовыми показателями ЮНЕКС Банка? Нужна ли будет докапитализация? Как трансформировали банковскую модель во время войны?
Еще до войны через субдолг мы завели туда капитал в размере 100 млн грн, чтобы иметь возможность наращивать кредитный портфель. Сейчас находимся в процессе регистрации дополнительного субдолга в размере 20 млн грн для развития банковского бизнеса. Задолженность по розничному кредитному портфелю у нас примерно на уровне рынка – до трети портфеля.
Есть ли сейчас в Украине иностранные дистресс-фонды, которые ищут интересные активы?
Я не вижу их активности. Мы видели дистресс-фонды, зашедшие в еврооблигации. Цены были низкими в прошлом году – 20–30% от номинала, поэтому многие холдеры изменились. Цены на корпоративные евробонды в этом году выросли, некоторые эмитенты выкупали с большим дисконтом собственные ценные бумаги, воспользовавшись случаем: ДТЭК, «Метинвест» и «Кернел», например. Государственные евробонды продолжают торговаться на уровне 20% от номинала, поскольку есть ожидание реструктуризации в следующем году.
В 2015–2016 годах было много дистрессового предложения активов от банков, фонда гарантирования вкладов и других инвесторов. Сейчас ситуация иная. Невозможно купить недвижимость с дисконтом 50–70%, как тогда. Банки хорошо капитализированы, ликвидны и держатся за свои активы.
Вы тоже инвестировали в еврооблигации, какую сумму?
Не скажу, но это интереснейшая инвестиция за последний год. Корпоративные евробонды уже выросли, некоторые в два раза купоны выплачивают. Это прибыльная инвестиция, на сегодняшний день она более интересна, чем реальные активы. Мы ожидаем, что доходность по этой инвестиции в будущем будет 25–50% в валюте.
