За последние несколько недель Игорь Кушнир стал едва ли не топовым ньюсмейкером в украинских СМИ — сначала журналисты заговорили о возможных махинациях в возглавляемом им “Киевгорстрое” — одной из крупнейших строительных компаний в стране, затем о поездках Кушнира за границу в условиях военного положения, потом — о вилле жены на Лазурном берегу, о покорении Эвереста со справкой об инвалидность. Все это нагромождение информации вызвало недопонимание в обществе, особенно, фоне проблем, возникших у “Киевгорстроя” в последнее время.
Пообщаться с президентом “Киевгорстроя” Игорем Кушниром удалось практически сразу, после того как мэр Киева объявил о его отстранении от должности на время проведения проверки деятельности холдинга.
Разговор вышел довольно откровенным.
— Игорь Николаевич, Кличко вас отстранил на время проведения аудита. Вы, в свою очередь, ответили на отстранение заявлением в Фейсбуке. У вас был разговор по поводу возникшей ситуации?
Да, собирались Наблюдательный совет и Правление, и было принято обоюдное решение по этому вопросу. Мы же работаем на городскую громаду. И в компании есть Наблюдательный совет — полностью сформированный акционерами, а основной акционер — это Киев.
— Вы не боитесь аудита?
Нет. Чего нам боятся? Будем способствовать проведению проверки. Мы проходим аудит деятельности компании каждый год, плюс ко всему в этом году сделали дополнительных два аудита, которые будут тоже предоставлены. Я думаю, в этом проблем никаких нет — это обычный рабочий процесс.
Я в “Киевгорстрое” 11 лет и мне не стыдно ни за один день из этого времени. А вот гордится есть чем — практически 3 млн квадратных метров жилья, 126 жилых домов, 32 тысячи квартир, 200 тыс. кв. м коммерческой недвижимости. А также детские садики, школы, общественные здания, да и много чего другого.
Возвращаясь к вопросу: нет не боюсь, потому что чужого не брал, а 11 лет строил.
— А за чьи деньги вы проводили эти аудиты?
Деньги компаний. Во-первых, у нас частное акционерное общество — ЧАО. А ЧАО по государственным нормам обязано каждый год делать международный аудит и публиковать его у себя на сайте. И мы еще делали оценку целостного имущественного комплекса “Киевгорстрой”, эта оценка у нас занял около 3 месяцев. У нас получилось, по итогам оценки, что активов у предприятия на сегодня более 5 миллиардов гривен.
То есть, если мы всё достроим и все продадим, то у нас останется 5 с половиной миллиардов. Это гарантия прочности и яркое свидетельство того, что никто тут ничего не брал.
— Но это уже кризисная экономическая мера, правильно?
Да. То есть у нас баланс предприятия плюсовой. Просто на сегодняшний момент из-за совокупности всех факторов — коронавирус, война — у нас получился кассовый разрыв. Люди перестали покупать, и нам нечем достраивать. Уже больше года у нас практически нет продаж, а запасы имеют свойства заканчиваться.
— Вы так уверены в том, что аудит ничего не найдет...
Аудит будет проходить за 20 и 21, 22 год. За этот период аудиты у нас проводились международной компанией. Выводы всех проверок были удовлетворительными. И сейчас будет проходить, фактически, более углублённый аудит, будут какие-то новые вопросы.
— И это все? Не так давно журналисты вскрывали факты коррупционной деятельности менеджмента компании. В частности, что подряды на выполнение работ отдавались узкому кругу компаний. И все они, так или иначе, связаны с топ-менеджментом “Киевгорстроя”.
Со мной лично эти компании никоим образом не связаны. Компании, которые у нас строят, я считаю, одни из лучших, потому что они умеют работать качественно и быстро, но только при наличии денег. Мне больше нечего на этот вопрос сказать. Если у кого-то есть какие-либо дружеские отношения, то у нас в принципе, это не запрещено. За много лет работы, хочешь не хочешь, а отношения выстраивать приходиться. Но, ещё раз: это компании которые строят быстро и качественно. И таких в Киеве не так много.
— Пока будет проводиться аудит “Киевгорстрой” будет строить?
Конечно. “Киевгорстрой” строил, строит и будет строить всегда. Я в этом уверен. На сегодня мы строим 4 объекта — это то, на что нам хватает денег — до 25 млн гривен в месяц мы вкладываем в эти объекты. Это Mirax, “Абрикосовый”, “Урловский-1” и “Урловский-2”. И в ближайшее время начнем достраивать еще один.
На большее количество объектов наших теперешних возможностей не хватает. На сегодня задолженность инвесторов перед компанией 700 млн грн. Это по объектам и “Киевгорстроя”, и “Укрбуда”. И они говорят, что мы не будем платить, пока вы не начнете строить, а мы говорим — мы не начнем строить, пока вы не начнете платить. Получается замкнутый круг — нам не за что строить.
Но мы строим. Закончим эти 4 объекта — перейдем на другие. А если будет явная финансовая поддержка от КГГА или закончится война — ситуация изменится. После победы, я уверен, все начнет двигаться быстрее — отложенный покупательский спрос на жилье в столице огромный. А у нас уже есть дополнительный задел, это 6 жилых комплексов, на строительство которых получена вся разрешительная документация, а это более 8 тысяч квартир. Плюс паркинги, плюс коммерческая недвижимость. Это позволит компании выйти в прибыль и продолжать дальше активно работать. И это без тех ЖК, что уже на стадии строительства.
— А сколько всего объектов “Киевгорстроя”, вместе с замороженными, на этапе строительства?
С законсервированными под охраной — 20 жилых комплексов более чем на 19 тысяч квартир, это почти 1,2 миллиона квадратных метров. Это именно те, что на стадии строительства. И, как я уже говорил, 6 ЖК на которые получены разрешительные документы. Всего, если суммировать, то 1,6 миллиона квадратных метров — то, что мы возводим или уже готовы возводить — было б достаточно средств. Но продаж нет, а те инвесторы, кто воспользовался рассрочкой — не платят.
— Вы пробовали найти компромисс с инвесторами? Их голос очень громко звучит.
Мы с ними встречаемся регулярно, объясняем ситуацию. А еще надеемся, что город обратит на нас внимание, и войдёт в нашу ситуацию. Нужен кредит или финпомощь, или покупка квартир у нас для того, чтобы мы могли дальше двигаться и увеличивать количество строящихся объектов. Была ведь программа городскими властями утверждена для обеспечения жильем тех, кто нуждается в улучшении жилищных условий. Программа рассчитана до 2024 года. Реализовать ее можно и силами “Киевгорстроя”, в том числе. И это бы было выгодно для всех — киевляне получили бы новое жилье, а город — поддержал бы финансово компанию, которая практически полностью ему и принадлежит.
— Вы же просили дофинансирование, просили миллиард — почему его не дали на компанию, принадлежащую киевской громаде?
На этот вопрос нет ответа. Возможно, нам стоило провести аудит, в выводах которого четко говорилось бы о том, почему произошел кассовый разрыв, а произошел он не по вине компании, а из-за ситуации в стране.
И маленьким компаниям проще найти 10 — 20 миллионов и строить 3-4 своих объекта для того, чтобы показывать видимость работы. А с учетом того, что мы строим одновременно два с половиной миллиона квадратных метров, то нам необходимо минимум 200 миллионов в месяц для того, чтобы это все двигалось.
— Вы не смогли убедить депутатов?
До сессии горсовета это даже не дошло. Мы начали процесс — провели заседание Правления, Набсовета, обратились к Кличко, сформировали протокол решения и было решено отложить вопрос до получения выводов аудита. По моему мнению, результаты аудита подтвердят, что ситуация в “Киевгорстрое” — это следствие внешних причин, происходящего в стране, потому что у всех застройщиков сейчас дела идут примерно так же плохо. Ситуация в стране сейчас влияет на всех.
Я уверен в том, что аудит не выявит злоупотреблений и после заключения аудитора придется принимать решение, что дальше делать, но до того момента, пока не пройдёт аудит, никакое решение не будет принято.
— Давайте вернемся к покупательской способности. Что вообще происходит с рынком?
На сегодня в Киеве рынок работает только на вторичке или на продаже только построенного жилья, уже сданного в эксплуатацию, в котором можно делать ремонт и заселяться. Если говорить о рынке первички, то его объемы составляют где-то 20% от объемов довоенного времени.
— Выходит, после начала полномасштабной войны исчезло 80% рынка. И если бы не война, то ситуация была б иной...
Других причин не вижу. Люди не спешат покупать и из-за безопасности, сегодня никто не застрахован от возможных разрушений, и из-за нехватки средств — существенный рост курса валют и достаточно высокая инфляция значительно уменьшили покупательскую способность населения. А стоимость строительства возросла.
— Вы с начала полномасштабной войны долго простаивали?
Мы с июня 22 года начали работать. Не работали пока шли активные военные действия вблизи Киева. И проработали почти до декабря. Но потом из-за ракетных атак начались перебои с электричеством, началась зима без электричества и до конца зимы мы простояли. Все время, что мы работали, строительство велось на тех деньгах, которые были накоплены в довоенное время — примерно 600 млн гривен. Когда закончилась зима, у нас на счету было 20 — 30 миллионов. И тут начались вопросы — почему мы так медленно работаем? А нам строить не за что было. И при этом мы в 22 году ввели в эксплуатацию три ЖК на сто тысяч квадратных метров. Все исключительно на внутренних резервах компании.
— Вы как-то говорили, что на объекты “Укрбуда” было потрачено 800 млн грн “Киевгорстроя”. А сколько денег вслед за объектами этой компании пришло в “Киевгорстрой”?
Да, было потрачено 800 млн грн, чтобы строительные работы на этих объектах могли продолжаться.
Не пришло ни копейки, а мы просили. Я всем это писал, написали около 100 писем, но никто на это внимания не обращал. Мы просили деньги под государственные гарантии, чтобы мы взяли какой-то кредит, никто нам этого не дал.
— Вы могли отказаться от объектов “Укрбуда”?
Ситуация заключается в том, что кроме всего того, что компания “Укрбуд” государственная, большая часть этих квартир и домов, находятся непосредственно в Киеве. То есть это те же самые киевляне и это была наша святая обязанность подставить плечо “Укрбуду”... Если б не было войны, мы бы всё это вытянули.
— За деньги инвесторов “Киевгорстроя”?
Нет, и за деньги инвесторов “Укрбуда”. С “Укрбудом” нам передали ещё площадки, на которых можно строить, и мы спокойно могли перекрыть тот минус, который взяли на себя.
— Вы забрали землю, которую выделяли “Укрбуду”?
Вместе с “Укрбудом” мы взяли землю, и как раз прибыли с этой земли хватало бы, чтобы перекрыть эти недостатки, которые мы тогда приняли. Мы приняли в общей сложности 2 миллиарда 100 миллионов минуса по всем объектам.
И самое интересное, есть ведь уголовное дело, что украдено 3 миллиарда гривен из фонда финансирования строительства “Укрбуда” — “Житло-Капитал”. В этом фонде почти нет денег.
В общей сложности мы потратили на “укрбудовские” объекты 3,5 миллиарда гривен — чуть более 2 миллиардов за счет новых продаж квартир, которые они передали и чуть более 667 миллионов за счет фонда финансирования строительства, а еще 800 миллионов, как я уже говорил, из резервов “Киевгорстроя”.
— Сколько сейчас недостроенных объектом “Укрбуда”?
На сегодняшний день из 18 объектов — 11 полностью или частично достроены. Два ЖК “Укрбуда”, кстати, мы ввели в эксплуатацию в очень непростом 22 году — в войну, после “ковидного” карантина. “Киевгорстрой” принял на себя обязательства и выполняет их — да, не так быстро, как всем бы хотелось. Но более 4 тысяч квартир мы уже сдали в эксплуатацию.
— А что вы скажите, о землях в Козине?
В 12 — 13 годах у нас была компания “Экос”. Она управляла жилищным фондом в “Киевгорстрое”. У неё на обслуживание было около 2 с половиной миллионов квадратных метров жилья, общежития. Это был непрофильный актив “Экоса”. И каждый месяц нам приходилось за них докладывать по 10-12 миллионов, потому что разрыв всё равно был. Люди недоплачивали, а им за свет надо было платить, за тепло, чтобы не отключали эти квартиры. Мы каждый месяц доплачивали. Это довольно долго длилось. Потом было принято решение Правлением, Наблюдательным советом, и мы обратились к городу, и было принято решение Киевсовета по приемке этого жилого фонда. Мы успешно передали этот жилой фонд. На “Экос” остались непрофильные активы, среди прочего и база отдыха в Козине. Она не использовалась уже много лет до этого, и она стояла разобранная. К нам обратился тогдашний директор “Экоса” и сообщил, что у предприятия долгов на 18 миллионов. Он просил разрешения на продажу этого имущества. Мы дали ему разрешение, но в разрешении написали, чтобы оно было продано не ниже рыночной стоимости. После этого он сам занимался продажей и вырученные деньги направил на уплату долгов. После чего предприятие было ликвидировано. Я знаю, что земля этой базы позже была на рынке. И да, сейчас там построены дома.
— Журналисты утверждают, что эти дома принадлежат людям, большая часть из которых выходцы их из Кременчуга, где вы долгое время жили и работали. И что эти люди, так или иначе, из орбиты Кушнира.
Без малейшего понятия почему они так решили... Ну согласитесь, если несколько друзей решили купить участки и построить рядом дома, и при этом они из Кременчуга, то при чем тут Кушнир? Так можно привязать ко мне все, что связано с моим родным городом. Давайте разделим Кушнир — это не Кременчуг, а Кременчуг — это не Кушнир. Много людей из Кременчуга переехало в Киев, многие построили тут дома, купили квартиры, ведут бизнес, это что — все моя орбита? Да и фраза — “из орбиты Кушнира”, как-то удивительно звучит, моя орбита — это моя семья.
— Вы сказали, что дома там построены. Но возвращаясь к расследованию коллег, они утверждают, что там ведутся работы — строятся коттеджи.
Это другая земля, другой участок. Ваши коллеги немного неверно трактовали. Там два участка, и на другом ведутся строительные работы, он так же ко мне не имеет никакого отношения.
— Возвращаясь к “Киевгорстрою”. Насколько компания ощутила нехватку рабочей силы в связи с войной?
Если до войны в головном офисе работало 360 человек — это менеджмент именно девелоперской компании холдинга, то сейчас где-то 150. Если взять головной офис, подрядчиков, субподрядчиков, дочерние предприятия, то до начала полномасштабной войны работало около 16 тысяч человек. Сейчас же это где-то полторы тысячи человек.
— Если завтра-послезавтра или же в ближайшие месяц-два город выделит вам миллиард, как быстро вы соберете довоенное количество рабочих?
А в таком количестве нет необходимости — дай Бог, чтоб деньги выделили. И три — четыре тысячи специалистов мы наберем за неделю, были б деньги. У нас есть резерв для увеличения числа работников.
— Какая сейчас ситуация со стройматериалами? Определенные дефицит в прошлом году наблюдался и подорожание, было ведь много импортных материалов.
30 на 70 было соотношение. Из них 30% — украинские стройматериалы, а 70% — импорт. И мы закупали в той же Беларуси. Естественно, что сейчас ситуация изменилась. Многое закупается в странах Евросоюза. И построение логистики, звеньев цепи доставки требовало времени и сил. Это привело к удорожанию. Не забывайте и про инфляцию, а еще это валюта — все вместе дало прирост стоимости по некоторым позициям до 60%.
— В контексте всего что вы рассказали и о ситуации в компании, и на рынке, не могу не спросить, о вашем подъеме на Эверест. С одной стороны — ситуация нестабильная, в стране война, а с другой — Кушнир, который тратит баснословную сумму за подъем на гору. И судя по всему — деньги эти принадлежат жене? Ваша жена столь успешная бизнес-леди? И почему она киприотка?
Это не один вопрос — давайте начнем с семьи.
В свое время я занимался бизнесом. И был довольно-таки успешным бизнесменом. Начал я свою деятельность в 1993 году, после возвращения из армии, а до этого я и сварщиком работал, и водителем бензовоза — всякое было в жизни. Потом открыл фирму. Что-то получалось, что-то — нет, но со временем бизнес начал расти и развиваться. Жил я тогда в Кременчуге — прожил я там практически до 2010 года. И за это время у меня получилось создать очень неплохой, по меркам Украины, бизнес, куда входило не одно предприятие. У меня был свой нефтеперерабатывающий завод, было штук 50 заправок, было бензовозов штук 50, были рестораны, гостиницы. Ресторанами Оксана управляла (жена — ред.). Были помещения — торговых площадей было около 30 тысяч квадратных метров. Даже два Макдональдса арендовали у нас помещения. Были офисы, плюс к этому были теплицы на площади в 15 гектаров — выращивали розы, герберы и другие растения. И мы вкладывали в развитие города, района. То есть, поймите, я приехал в Киев не “злыднем” без гроша в кармане, я приехал состоявшимся бизнесменом. И проблем с деньгами у меня не было.
Когда в 2010 году меня пригласили на государственную службу (на должность заместителя министра обороны Украины — ред.), то я все передал жене — все на нее переписал. А кому было передавать? (смеется)
— Разумно.
И она начала работать. Естественно, на первых порах я иногда помогал ей советом, но сейчас она сама руководит всеми процессами — я туда не лезу. Со временем все в Кременчуге было распродано. И я там не появлялся, не помню уже даже сколько, лет 13, наверное. И когда все распродали — получилась внушительная сумма. А почему она стала киприоткой? В какой-то момент, уже шла война — Донбасс, Крым — она решила структурировать бизнес за границей, который начала строить еще в 2010 году.
— А сколько лет у нее иностранное гражданство?
Лет пять уже.
— И вилла на Лазурном берегу в 1000 квадратных метров.
850 квадратов. Пишут, что мол сделка закрыта, но сделка закрыта не только за счет ее, но и за счёт кредитных денег. Там кредиты дешевые под 2 процента, и она взяла на 12 лет. Но она может себе это позволить, а с учетом того, что она уже иностранка — больше полугода у нас в стране она находится не может. Она живет или на Кипре, или во Франции. Ей так удобно.
-А вам?
А что мне? Мне удобно везде, мне удобно в палатке, мне удобно в лесу — везде.
— Вы требовательны в быту?
Вообще нетребователен — я сплю на льду во время восхождений, у меня нет особых требований. И за границей у меня ничего нет. Весь бизнес жены я знаю, но у нее очень хороший менеджмент и они справляются — моя помощь там не нужна. Главное для меня, что все прозрачно — налоги платятся, в декларациях все указано.
— На сколько мне известно, ваша жена много помогала армии, переселенцам после 2014 года.
Первые годы войны было миллионов на 30 передано через КГГА продуктов. Потом много автомобилей передано, дронов и еще много всего. У нее есть благотворительный фонд и она присылала отчёт, что с начала полномасшабного вторжения где-то около 2 миллионов долларов, потрачено на помощь. Никто на этом не пиарится, никто из этого информационных поводов не создаёт — есть потребность и возможность, Оксана помогает. Мне приятно, что моя жена это делает. Опять-таки — без пиара и громких заявлений.
— Ваша жена для вас боевая подруга, человек, который всегда рядом и поддержит?
Все выше названное и еще любимая. Она разделяет со мной все трудности и невзгоды. Она как бы приспосабливается ко всем этим моим неурядицам. Она старается меня каким-то образом оберегать. Во многом я такой, как я есть — благодаря ей. И мне это очень нравится.
— Она пошла с вами на Эверест...
Не только туда, она была и на Аконкагуа, она была со мной на многих горах. Хотя это ей не нравится. Не нравится, но идет — идет ради меня, зная, что для меня это важно.
— Но согласитесь, во время войны с Эверестом можно было бы и повременить, отложить.
Эверест — это моя мечта. Я к ней шел на протяжении многих лет. Начал альпинизмом заниматься в 86 году. У меня множество регалий, достижений, восхождений, было и много неудач и обморожений.
И восхождение на Эверест мечта. Отложить? Вы понимаете, я не знаю сколько мне жить осталось. А мечта, как и здоровье — не ждет. Так получилось, что оплата за восхождение была проведена еще в 2019 году, но потом коронавирус и пришлось прождать два года. А потом непальская фирма поставила ультиматум — или идите, или — нет. Это была мечта, отложенная почти на четыре года. Коронавирус, война, онкология — я не мог больше ждать и переносить. Я не хочу потом сидеть и думать, что я этого не сделал, хотя мог. Мечту нужно реализовывать. Нужно идти к своей цели даже если у вас есть какие-то физические или другие проблемы. Нужно бороться, идти вперед.
— Врачи дали разрешение на это восхождение?
Я не спрашивал. Доктор мой, конечно, ругается. Я ему должен был каждые два дня писать смс.
— Вы готовы говорить о своем здоровье?
Да, тем более многое уже написали. Почему не рассказать?
— Многие люди закрываются и не хотят на эту тему говорить.
Нет, я не вижу в этом смысла. Почему не говорить? Наоборот, надо об этом рассказывать, вселять другим надежду на будущее. Нужно стараться рассказывать, что не все так плохо в этой жизни, что боритесь и вы сможете победить, и подняться даже на свой личный Эверест. У каждого есть мечта и нужно к ней идти через все невзгоды, все трудности через все на свете, но нужно бороться. Только бороться перестанешь и это тебя победит.
— Каково было впервые услышать свой диагноз?
А я тогда не понял, что это такое. Это был 2005 год. Мне вырезали на спине большую родинку. И сказали, что у меня рак кожи. Я спросил сколько мне лет жить осталось. Еще начитался всякой ерунды. И я тогда не все понял, понял только, что нужно сначала каждый месяц, потом раз в три месяца проходить эти “пэты” (ПЭТ-КТ — ред.). Их тогда у нас не было. Соответственно приходилось ездить за границу. Я тогда даже не представлял, то такое иностранная медицина.
— Как диагноз изменил жизнь?
Живу, радуюсь каждому прожитому дню как последнему.
— Самая большая радость какая в каждом дне?
То, что я его прожил. Когда мне поставили диагноз, то сказали, что могу прожить и 10 лет, а могу и три месяца. И эта онкология она такая — нет, нет, а потом все по новой. Уже трижды “ловил” метастазы. Поэтому каждый прожитый день — это счастье. Каждая вершина — это победа над собой и над болезнью.
— Ваши выезды за границу — это в основном были медицинские поездки?
Большей частью. Обследования, реабилитация.
— На фоне диагноза, не самого простого, лечения и обвинений, которые посыпались в ваш адрес — как вы все переносите?
Все прекрасно понимают, что большая часть болезней от нервов. Понятное дело, переживаю за это все, но в то же самое время, как говорится, болею, борюсь — ничего не остается делать. Я не могу постоянно думать о том, что обо мне говорят и думают другие. Потому что нужно жить и делать свою работу, и стараться ее доделать, потому что все остальное — мелочи. Если ты будешь постоянно размышлять о том, что о тебе другие думают, то долго не протянешь. Нужно заниматься работой, чем я, и занимаюсь. Кому-то кажется, что я ничего не делаю, но это огромный труд и мне за него не стыдно, как и за самого себя.
— А что стимулирует жить и работать?
Любовь к жизни, радость от нее — желание жить.
