Сами по себе оба эти факта не являются особенно новыми: китайская сторона отмечает инвестиционную непривлекательность, всеобъемлющую коррупцию, инфраструктурную недоразвитость и технологическую отсталость РФ еще с середины 1990-х годов, утверждая, что в Россию совершенно невозможно вкладывать деньги, для роста торговли существует масса препон, а ржавые российские технологии уже не интересны великому Китаю и их можно купить разве что из милосердия — и так 20 лет подряд. Россия также привычно жалуется на воровство китайцами технологий, нарушения российского законодательства и заключенных соглашений, а также на китайский демпинг и протекционизм.
На практике, однако, китайские инвестиции в РФ в 2010 году были хоть и не очень велики ($563 млн), зато выросли на 63%. Российско-китайская торговля в 2010 году уже превысила докризисный уровень, ее оборот составил $59 млрд. Кстати, у Монголии весь оборот внешней торговли в 2010 году составил $6 млрд.
В Иркутске представитель Китайской инвестиционной корпорации Лю Фанюй утверждала, что России «много предстоит сделать для изменения инвестиционного климата», и даже говорила о необходимости изменить законодательство. Каковы бы ни были проблемы с законодательством, подготовку к началу инвестирования в Россию Китайская инвестиционная корпорация ведет уже сейчас, рассчитывая поучаствовать в очередном раунде российской приватизации, а также создать российско-китайский фонд прямых инвестиций.
Упоминание чиновником Госкомитета по развитию и реформам Ван Хуацзяном низкого положения России в глобальном рейтинге конкурентоспособности Всемирного банка особенно трогательно. География китайских прямых инвестиций за рубежом, где видное место принадлежит таким странам, как Нигерия, Ангола, Венесуэла, Бенин, Судан, показывает нам, как чтут в Пекине рейтинги Всемирного банка, TI и тому подобные исследования конкурентоспособности и качества управления. Это не мешает помахать очередным бессмысленным рейтингом перед носом у русских.
Разумеется, истинная ситуация в российско-китайском торгово-экономическом сотрудничестве далека от радужной. Но традиционные для российских и китайских внешнеэкономических чиновников взаимные обвинения вплоть до угроз потащить друг друга в суд не столько отражают реальную динамику отношений, сколько являются чертой характерного стиля российско-китайского диалога. Российско-китайское экономическое сотрудничество связано главным образом с торговлей сырьем и технологиями военного или двойного назначения. В этих сферах доминирует не частный бизнес, а чиновники и огромные государственные компании вроде «Роснефти» и китайской CNPC.
В результате в любые крупные экономические переговоры в полной мере вплетается политика и идеология: все вопросы решаются медленно, с игрой на нервах партнера, угрозами довести дело до политического конфуза и поднять тот или иной вопрос на уровень высшего руководства двух стран (с последующей раздачей «пряников» исполнителям). В порядке вещей, например, специально затянуть переговоры по важному соглашению, а потом устроить аврал со скорейшим согласованием всех спорных вопросов под очередную встречу на высшем уровне. Едва ли был хоть один крупный российско-китайский экономический проект, который бы не сопровождался взаимными скандалами и упреками, нелепыми спектаклями, предпринимаемыми в расчете дожать партнера хотя бы на долю процента. И тем не менее многие совместные проекты реализуются к взаимной выгоде. Торговля с Россией у КНР растет в текущем году быстрее, чем с любым другим крупным торговым партнером: за 8 месяцев 2011 года ее оборот вырос на 43,7% и составил $50,8 млрд (быстрее росла только торговля с ЮАР, но ее оборот составил лишь $28 млрд).
