Совсем недавно в Украине прошел конкурс Евровидение. Каким был его экономический эффект?
Мы не оценивали эффект от Евровидения для украинской экономики.
А если вспомнить о Евро-2012, там были другие подобные мероприятия. Есть ли от этого польза?
Были два серьезных события: Евровидение в 2004 году и Чемпионат Европы по футболу в 2012 году. И, насколько я понимаю, каких-то долгосрочных экономических последствий это не имело. Очевидно, был определенный приток валюты от туристов в какой-то период, но я думаю, что те затраты на инфраструктуру, которые были раздуты, никаким образом не окупились.
Власть обычно говорит, что это хорошая возможность развивать инфраструктуру. С другой стороны, оппоненты говорят о злоупотреблениях во время тендеров. Где больше правды?
Исходя из нашего опыта, больше правды во втором: это возможность освоить определенные расходы на инфраструктурные проекты.
Теоретически для развития регионов Евровидение могло дать толчок. Можно было бы восстановить инфраструктуру, привлечь туристов. Но оно проходило в Киеве, где с инфраструктурой более-менее хорошо.
Хотя, возможно, Евровидение поможет развеять некоторые мифы. Потому что сейчас Украина воспринимается иностранцами исключительно как страна, где идет война.
Хорошо, Евровидение – это не экономическое событие года. А какие события были или могут быть в этом году главными?
Блокада отдельных районов Донбасса, которая внесла много неопределенности, на которой очень много спекулировали, как со стороны оппозиции, так и со стороны правительства. Достижение третьего пересмотра кредитной программы с МВФ, что можно считать выдающимся событием для Украины, исходя из истории наших отношений с Фондом. Также можно вспомнить о национализации Приватбанка, которая хоть и произошла в прошлом году, но мы имели определенные последствия, в том числе давление на гривну в начале года. Продолжается процесс адаптации Приватбанка к новым реалиям. Все это будет иметь в дальнейшем последствия для экономики, для банковского сектора.
О блокаде много кто из экономистов говорил, что это будет иметь очень негативное влияние на экономику, это так?
Вопрос блокады и макроэкономические прогнозы были политизированы. Впервые в нашей истории экономические прогнозы были политизированы настолько, что даже экономисты разделились на два лагеря. И каждый защищал свою позицию скорее с точки зрения политики, чем экономики. Что, по моему мнению, было абсолютно неправильно.
Значит, негативные прогнозы были преувеличены?
Сейчас уже очевидно, что негативные последствия блокады оккупированных районов Донбасса были преувеличены. Экономика – это очень сложная и динамичная вещь, которую нельзя оценивать в статике. До того, как блокада была легализована, правительство и Нацбанк просто брали производственные показатели Донбасса 2016 года и убирали их из экономики Украины. И еще умножали их на нынешние цены, которые в два раза большие, чем были год назад. Поэтому они выходили с очень громкими выводами о страшных последствиях возможной блокады. Но и тогда, и сейчас очевидно, что ситуацию нужно было рассматривать в динамике.
Если у нас, например, из-за блокады по производству стали идет уменьшение, если брать прошлогодние показатели на 3,4 млн. тонн, то это не означает, что нам нужно вычитать именно эту цифру. Мы должны понимать, что у нас на не воюющей части Украины остается много активов, которые недогружены. Например, в 2016 году по сравнению с 2013-м у них было падение производства стали на 4,7 млн. тонн. Эти мощности есть в наличии, их можно загрузить в полном объеме.
Значит, бизнес адаптируется к новым условиям?
Да. Если мы рассматриваем наших сталеваров не как политиканов, а как бизнесменов (я думаю, что все они бизнесмены и умеют считать деньги), то они понимают, что при этих ценах на сталь, которые сейчас складываются, выгодно наращивать производство, а не терять такие возможности. Если освободилась ниша, на 3-4 млн. тонн, и эту нишу надо быстрее заполнять, или ее заполнит кто-то из России.
Есть временная проблема – не хватает коксующегося угля, его нужно искать, другое сырье, которое принципиального значения не имеет, но нужно определенные цепочки восстановить, на это необходимо некоторое время. Поэтому, вероятно, во втором квартале будет проседание по производству стали. Но я думаю, что дальше нас ждет рост, потому что все цепочки выстроятся, и наши металлурги будут максимально получать выгоду из той ценовой ситуации, которая на сегодня есть. Иначе они просто не бизнесмены.
Если брать энергетику, то там ситуация несколько сложнее, потому что мы понимаем, что весь антрацит, который добывался в Украине, остался на неподконтрольных территориях. Но ситуация все равно не является критической. Действительно, мы слышали много заявлений от ГТЭК, что они не собираются переходить с антрацита на газовую группу угля. И до блокады это не имело никакого экономического смысла, потому что конверсия электростанций требует дополнительных затрат, а это дополнительные риски. Для чего это делать, если есть свой уголь и он намного дешевле, чем все альтернативы. Но когда блокада стала реальностью, экономический смысл переходить на газовый уголь появился.
Мы слышали только о планах по переводу электростанций ГТЭК, так и государственных электростанций на уголь газовой группы, пока что маленьких энергоблоков, до 200 МВт мощности. Есть опасения, что крупные энергоблоки с мощностью в 300 МВт будет гораздо сложнее перевести. В этом году мы увидим перевод как на «Центрэнерго», так и на «Днепроэнерго», возможен перевод четырех небольших энергоблоков на уголь газовой группы.
Но нужно понимать, что резкая конверсия приведет к дефициту угля уже газовой группы, потому что в прошлом году у нас не было его излишков. Более того, все государственные шахты сократили производство, и единственным, кто пытался наращивать производство угля газовой группы, был ГТЭК. В этом году у них есть планы наращивать, по крайней мере, на «Добротопугле», плюс в любом случае нам придется импортировать как уголь газовой группы, так и антрацитовый уголь. И это, пожалуй, будет самым болезненным следствием этой блокады, которая уже была легализована.
Возможно, от этого выиграют работники государственных шахт на западе страны?
К сожалению, пока что себестоимость государственных шахт, в том числе Львовско- Волынского бассейна, не позволяет этим шахтам конкурировать ни с частными, ни получать достаточно денег, чтобы инвестировать в развитие. Очевидно, здесь напрашивается приватизация этих шахт или какая-то другая реструктуризация, которая просто отделит перспективные шахты от шахт, которые никогда не смогут стать прибыльными.
Об этом уже говорится лет десять, но пока ничего конкретного сделано не было. Нельзя издеваться над шахтерами, над государственным бюджетом, который страдает от таких неэффективных производителей.
Приватизировать – это хорошо. Но реально ли это сейчас сделать?
В прошлом и позапрошлом годах мы анализировали эти шахты, и пока что по предварительному заключению шахты Львовско-Волынского бассейна не являются интересными для инвесторов. Пожалуй, единственная государственная шахта, которая может иметь потенциальный интерес среди инвесторов, это “Краснолиманская”.
Если брать общее влияние блокады на ВВП, каким оно будет? НБУ говорил, что темпы роста упадут с 2,8% до 1,9%.
Наш прогноз такой же, 1,9%. Мы видим, что это вполне реально. Если цены на сталь и зерно будут позволять увеличивать производство, этот показатель может быть и выше. Но пока глобальные прогнозы на сталь не очень оптимистичны. Исходя из прогнозов, цены на сталь до конца года могут просесть еще на 10%, при таких условиях плюс 1,9% реального ВВП мы можем достичь.
Но это очень низкие темпы. Мы так никогда не догоним Польшу, которая еще 25 лет назад была на одном с нами уровне ВВП.
Показатель реального ВВП ничего не означает для бизнеса, для рядовых граждан. Более простой показатель – это ВВП в американских долларах. Если мы посмотрим на прогнозы МВФ, которые они нам нарисовали в начале Программы расширенного финансирования, то они достаточно оптимистичны. По этим прогнозам наша экономика в долларах будет расти примерно на 10% ежегодно. Если эти прогнозы оправдаются, мы сможем, по крайней мере, на 30% увеличить наш долларовый ВВП ближайших трех лет.
Это неплохо, но надо понимать, что все прогнозы МВФ основаны на простых, но оптимистичных предположениях, что мы будем выполнять Программу сотрудничества с Фондом 2015 года. По этой Программе у нас в прошлом или позапрошлом месяце должен состояться уже восьмой просмотр, но состоялся лишь третий. То есть на сегодня мы выполнили эту Программу на 3/8, можно сказать. Меньше чем на половину. Программа рассчитана на то, что МВФ нам предоставит примерно 17,5 миллиардов долларов. Пока что мы получили где-то 8,5, впереди у нас якобы еще 9 млрд., но программа заканчивается уже в начале 2019 года.
Что мы должны сделать, чтобы получить эти деньги?
Можно обратиться к последнему Меморандуму с МВФ и выделить некоторые вопросы. Первое и самое простое, что мы можем сделать, хотя последние три года нам это не удавалось, это приватизация. Надо также провести пенсионную и земельную реформы, бороться с коррупцией. Но приватизация – это первейшее, что надо сделать. Наконец-то продать «Центрэнерго», Одесский припортовой, шесть облэнерго и «Турбоатом». Если мы это сделаем в этом году, то это будет очень серьезный толчок для инвестиций в экономику. Если это правильно организовать.
Приватизационный конкурс, правильно организованный, позволяет привлечь интерес инвесторов со всего мира. В одном конкурсе могут принять участие с десяток серьезных иностранных инвесторов. Победит только один. А что будут делать остальные девять?
Они уже сформировали команды, которые сюда пришли и заинтересовались, поэтому они, возможно, не будут останавливаться на этом поражении и смотреть на другие возможности, на другие активы. Они фактически будут рекламировать нашу страну, если им понравится то, что они увидят. Возможно, они примут решение что-то здесь создать. Возможно, найдут каких-то партнеров. Это может быть очень серьезным шагом для дальнейшего экономического роста. Но пока мы видим, что приватизация – это одно из самых слабых звеньев.
Кое-что было сделано, хотя бы изменение закона о приватизации, которое осовременивает весь процесс приватизации и позволяет привлекать международных консультантов. Это должно серьезно поднять уровень подготовки и проведения конкурса. А это именно то, что нам нужно.
Политики обычно говорят, что приватизировать нельзя, потому, что сейчас цена будет низкой. И что надо подождать.
Можно с этим согласиться, особенно, если смотреть на нашего президента, который считает, что еще не время продавать активы, потому что никто не предлагает за них хорошую цену. Но у нас есть активы, которые портятся от того, что находятся в государственной собственности. Есть активы, которые сейчас находятся на своем пике. В будущем ситуация может так поменяться, что они будут существенно ухудшать свои показатели. Например, «Турбоатом». Он, конечно, и сейчас не на пике, и ситуация на рынке энергетического машиностроения становится сложнее, конкуренция растет. Но «Турбоатом», который со своими технологиями недалеко отошел от 80-х годов прошлого века, может через несколько лет просто проиграть конкуренцию международным производителям, которые инвестировали в свое развитие и предлагают современные решения. Если «Турбоатом» не продать в этом году, в следующем году он будет стоить намного меньше. То же самое можно сказать о «Центрэнерго». Из-за особой ситуации с ценообразованием на рынке электроэнергии в прошлом году, здесь была очень хорошая прибыль. Можно попытаться на этой повышенной прибыли, на этих хороших финансовых показателях его довольно удачно продать. Можно вспомнить ситуацию с «Укртелекомом», который 15 лет готовили к приватизации. И приватизировали уже, когда лучшие времена его прошли. И получили очень небольшие деньги.
В чем проблема государства как собственника любого предприятия? Первое – это неэффективный менеджмент. В теории это можно исправить. Сейчас много говорят о корпоративном управлении, дают независимые советы. Хотя мы видим, что этот процесс идет очень трудно. Пожалуй, единственный более-менее удачный кейс – это «Нафтогаз».
Второе – это отсутствие ресурсов у государства инвестировать в развитие. Мне кажется, что давно пора принять какое-то стратегическое решение на самом высоком уровне – что мы делаем вообще с госпредприятиями. Если приватизируем – надо делать это как можно быстрее, если они нам дорогие и мы их оставляем, то нужно создавать какой-то фонд с привлечением государственных или частных денег, с помощью которого мы будем инвестировать в развитие этих предприятий. Потому что застой на рынке сейчас может стоить очень дорого с точки зрения конкурентоспособности.
А что бы делали вы?
Исходя из того, что у нас с корпоративным управлением не очень хорошо все получается, наверное, было бы правильно по максимуму продавать, включая «Энергоатом» и государственные шахты.
Атомную энергетику? Неужели это безопасно?
В Германии, в Чехии все атомные станции оперируются частными компаниями, во Франции тоже оператор атомных электростанций частично приватизирован, значит это нормальная практика. И я думаю, что необязательно полностью продавать, возможно, есть смысл оставить контроль, если мы говорим о серьезных стратегических предприятиях. Но если говорить про тот же «Энергоатом», то мы понимаем, что даже если компания будет полностью приватизирована, то государственный контроль, мониторинг все равно там останется, компания все равно будет регулироваться.
“Укрнафту” частичная продажа не спасла.
Но «Укрнафта» и не будет приватизирована через прозрачный конкурс. «Укрнафта» не развивается, за последние десять лет они только уменьшили производство. И проблема «Укрнафты» в том, что существует конфликт между основными акционерами компании – Коломойским и государством. И пока этот конфликт существует, у компании нет будущего. Эту проблему нужно было давно решать, но никогда на это не было политической воли. Мне кажется, что сейчас проще эту компанию банкротить и распродать активы с привлечением частных инвесторов.
И “Украинскую железную дорогу” продавать?
Нужна стратегия, нужно сначала решить, какую социальную функцию должны нести государственные предприятия. Если мы говорим о “УЖД”, то там есть два бизнеса, которые между собой почти никак не связаны. Это пассажирские перевозки, которые несут в основном социальную функцию, они не являются прибыльными. И грузовые перевозки, которые в той же России уже давно либерализованы и на этом рынке уже давно доминируют частные перевозчики. Нужно избавиться от перекрестного субсидирования. Значит, пассажирские перевозки не должны быть убыточными. Вопрос, как решить проблему убыточности или опять повышать в два-три раза тарифы, или все же заняться уменьшением затрат, где есть серьезный потенциал. Я думаю, что пассажирское направление “УЖД” в любом случае надо выводить на прибыльность. Либерализация на рынках железнодорожных перевозок и авиационных перевозок смогла бы рынок оживить.
Возможно, на первом этапе это бы привело к удорожанию стоимости проезда, но в перспективе нескольких лет, думаю, конкуренция привела бы к тому, что цены на перевозки существенно бы уменьшились.
Почему вы не упомянули среди главных событий года увольнения председателя НБУ. Это не очень важно?
Это событие нельзя назвать рядовым, но я бы его значения не преувеличивал. Мне кажется, что Валерия Гонтарева на посту руководителя НБУ сделала много тяжелой и неблагодарной работы и оставила мало грязной работы для своего преемника. Сама личность преемника не является принципиальной. Валерия Гонтарева сломала систему в хорошем смысле этих слов. Она закрыла банки, которые на самом деле нельзя было называть банками. И очень хорошо, что она была не из банковской системы, ей было намного легче это делать.
Следующему руководителю Нацбанка придется больше строить, чем разрушать. И я думаю, что если это будет кто-то из банковской системы с хорошей репутацией, то это будет очень неплохо. Основной вопрос, который нужно будет решать не только председателю Нацбанка, но и в парламенте и другим органам, - это защита кредиторов.
Наши банки остаются незащищенными перед заемщиками. Второе – это решение вопроса проблемных долгов, которые фактически тормозят как кредитование, так и развитие экономики. Потому что много предприятий в Украине работают фактически на то, чтобы отдавать долги, и при этом они не в состоянии отдавать долги, не инвестируют в развитие.
И это тормозит экономический рост и развитие банковской системы. Можно было бы упростить регулирование для реструктуризации, снять все налоговые ограничения, создать условия, когда банки не будут бояться, этого делать. Потому что сейчас так выглядит, что если банк реструктизирует или прощает долги, то там есть какая-то коррупция. Но это не всегда так. Если учитывать, что государственные банки у нас сейчас - больше половины рынка, в том числе для государственных банков это будет очень важно.
Президент Порошенко пообещал провести деолигархизацию. Было ли это сделано?
Частично да. Мы видим, что у нас за последние годы появился только один «любимый» олигарх, Ринат Ахметов. И, мне кажется, что это не худший случай.
Значит, влияние Ахметова не уменьшилось?
Думаю, что нет. Мне, в принципе, не нравился сам процесс или начало деолигархизации, которое проходило в 2014-15 годах. У меня тогда такое впечатление сложилось, что у чиновников было понимание, что деолигархизация – это наехать на все бизнесы олигархов, запугать и таким образом уменьшить их влияние. Это не сработало. Возможно, это было еще одним из факторов, почему у нас экономика падала такими темпами. Нужно понимать, что все олигархи, которые есть и были в Украине, это и есть основные инвесторы. Все эти прямые иностранные инвестиции, которыми так любят щеголять, это фактически деньги наших олигархов. И олигархи всегда были в авангарде инвестиций в Украину. Да, есть вопрос, откуда деньги на Кипре появились. Знаем мы, что там есть и деньги из бюджета. Но они эти деньги возвращали, и за этими деньгами шли уже настоящие иностранные инвестиции.
За последние годы мы видим, что даже наши “родные” олигархи, опасаясь давления, прекратили любые инвестиции. Пожалуй, единственный олигарх, который продолжает инвестировать, это Ринат Ахметов. Так, очевидно, ему удалось достичь некоего взаимопонимания с властью, в первую очередь в электроэнергетике.
Для меня основная цель деолигархизация – это разделить бизнес и власть. Когда олигархи не влияют на власть и не получают выгоду от этого. Очень трудно проводить деолигархизацию в таком идеальном варианте, когда президент тоже де-факто олигарх.
Но Ахметов много потерял сейчас на Донбассе.
По официальным данным «Метинвеста», в 2016 году на неподконтрольных территориях его предприятия заработали всего 5% операционной прибыли, ГТЭК заработал 2% операционной прибыли. То есть в краткосрочной перспективе эти потери не будут заметны для ГТЭК и «Метинвеста», потому что они больше денег вкладывали в активы на тех территориях. Конечно, это важные для размера и бизнеса потери, но эта потеря будет заметна, лишь через три-пять лет, когда эти предприятия выйдут на полную мощность.
Государственный долг Украины – это все еще проблема? Как будто относительно ВВП он не очень большой.
Мы можем посмотреть на Грецию, где соотношение долга к ВВП где-то в два раза больше, чем в Украине, больше, чем 150%. Но для них это не является такой проблемой, потому что они платят за обслуживание долга даже меньше, чем мы. У нас очень высокие нагрузки по процентам по обслуживанию долга. Примерно 5% ВВП. И это действительно создает проблему. Это только проценты, а еще есть погашение тела долга.
Страшные суммы нам придется погашать в ближайшие годы. Если в этом году нам на проценты и тело надо где-то 2 миллиарда долларов, то в следующем это уже будет 3,5 миллиарда, а в 2019 году уже 5,5 миллиардов. Где мы возьмем те 5 миллиардов?
Понимания, откуда эти деньги возьмутся, нет ни у кого.
Что будет, если мы не сможем найти деньги?
Есть три варианта. Выйти на рынки за новыми займами, но есть вопрос, сможем ли мы на такую сумму (где-то нам нужно 7 млрд. в ближайшие годы) разместиться. Мы должны, во-первых, пообещать кредиторам, что наша долговая нагрузка будет падать, потому что если мы просто возьмем еще 7 миллиардов, и у нас увеличится соотношение долга к ВВП, то это никому не будет интересно. Мы также слышали, что один из крупнейших кредиторов Украины - фонд Franklin Templeton продал украинские активы, а это был такой якорный кредитор, к которому можно было всегда обратиться, и, исходя из его объемов, он бы мог помочь нам на серьезную сумму. Дальше ситуация с тем самым bail-in кредиторов Приватбанка. Там как минимум четыре больших инвесторов пострадали из-за списания долгов. Из-за этого, по крайней мере, как они убеждают, мы потеряли потенциал в привлечении порядка 1 миллиарда долларов из-за размещения государственных облигаций. Рынок тех, кто готов покупать наши долги, достаточно узкий. В том числе из-за кредитных наших рейтингов, которые не позволяют большинству фондов в мире дотрагиваться до наших бумаг.
Много кредиторов, в том числе держатели государственных облигаций, надеются и даже ждут, что государство разместит новые облигации, и за счет привлечения этих средств будут выкупать, например, облигации, которые гасятся в 2019 году. Проблема нашего правительства в том, что оно не думает о 2019 г., потому что они еще не решили вопрос, как они проживут следующую парламентскую сессию.
Второй вариант выхода из ситуации – это объявить дефолт. Но в год президентских выборов, я думаю, это будет не лучшее решение. И третий вариант – это все-таки платить, но из золотовалютных резервов, то есть опять уменьшать запасы, которые мы так усердно накапливали последние три года. И опять подводить страну к тому, что при любых колебаниях ресурсных цен у нас может снова произойти обвал гривны.
Сложные времена украинскую власть обычно мобилизуют и заставляют реформировать экономику.
Да. Между прочим, эти “деньги Януковича”, конфискованные полтора миллиардов, для Украины очень опасны, потому что, я уверен, сейчас вопрос сотрудничества с МВФ отойдет на второй план. Все будут настолько окрыленные получением этих денег без сложных процедур, как это было с МВФ, скорее всего важность сотрудничества с Фондом уже не будет такой очевидной. Соответственно, реформы (приватизация, пенсионная, земельная реформа и борьба с коррупцией) могут отойти на второй план. И это для нашей долгосрочной перспективы очень плохо.
Авторы: Андрей Яницкий, София Завтонова
Источник: LB.ua
