О специфике венчурного бизнеса в Бостоне, Кремниевой Долине, Израиле и Украине

О специфике венчурного бизнеса в Бостоне, Кремниевой Долине, Израиле и Украине

Сергей Грибов, партнер инвестиционного фонда Flint Capital поделился своим видением развития венчурной отрасли в Бостоне, Кремниевой Долине, Израиле и Украине

Этот разговор с Сергеем Грибовым может показаться холодным душем для украинских стартаперов. Американский инвестор не комплиментарен, но зато честен в своих оценках. Именно поэтому его оценки могут быть очень полезными.

Мы говорили около получаса (у Сергея день расписан по минутам на недели вперед), но разговор получился насыщенным и разнообразным.

Предлагаю начать с начала, то есть с представления фонда Flint Capital.

— Фонду Flint Capital примерно 2,5 года. Это фонд на $100 млн. У нас большой израильский портфель, и в США мы тоже довольно активны.

Нас пятеро партнеров в фонде, и мы все находимся в разных местах – такая интересная конфигурация. Обычно фонды сидят все вместе, а у нас это наоборот. Я живу в Бостоне, есть партнер в Силиконовой Долине. Есть партнер в Израиле. И два партнера, которые работают в Москве, Барселоне и по Европе.

Почему так получилось?

— Отчасти это by design, то есть так и было задумано. На ранней стадии фонда мы стали активно смотреть на проекты в Израиле – он очень интересен для инвесторов. Более трети нашего портфеля составляют израильские проекты. Также стало ясно, что хочется добавить больше фокуса на Америку, и как раз в этот момент я и присоединился. Я живу в Бостоне с 1997 года.

Почему для Flint Capital важно находиться в Америке? Во-первых, нам было интересно инвестировать в американские проекты. Во-вторых, мы чувствуем, что можем привнести value (ценности – прим.) в израильские и европейские проекты, помогая им выйти в США. Речь идет не о тактических вещах – вроде помощи с поиском офиса, людей и т.д., — хотя это тоже важно. Речь идет об отношениях с другими фондами, о том, чтобы помочь нашим проектам поднять следующие раунды в Америке. Для этого нужны хорошие отношения с американскими венчурными фондами и их топами. Поэтому я должен находиться в Штатах.

На сегодня несколько проектов из нашего портфеля поднимают раунды в Америке.

В каких сегментах работают ваши проекты?

— Мы стараемся инвестировать в то, в чем имеем экспертизу. Сегментов не так много, и их можно увидеть на нашем сайте: в основном, это В2В, SaaS. У меня лично есть экспертиза в security (безопасность – прим.), поэтому я в том числе активно занимаюсь этим направлением.

Из проектов, которыми я занимаюсь, например у нас есть американская компания Socure, которая находится в Нью-Йорке и занимается virtual identity.

Есть израильская компания Cell-Rox. По сути, это виртуальная машина для Android, что необходимо для безопасности. В сегменте Еnterprise, т.е. больших корпораций, могут использоваться самые разные телефоны – кто какие хочет. Это серьезная проблема, с точки зрения безопасности. Система от CellRox позволяет использовать телефон и как корпоративный, при этом он будет полностью locked down (заблокирован от внешнего вмешательства, — прим.), и для себя лично. То есть два в одном.

Есть несколько проектов в активной работе, в том числе и в сфере безопасности.

Хотелось бы, чтобы Вы рассказали о себе: как Вы оказались в Бостоне?

— Я уехал из России в Израиль в 1990 году. Мое первое образование – это программирование (Computer Science), я учился в Израиле.

Получилось так, что я был первым сотрудником в компании Compugen. Эта компания — один из примеров израильских историй успеха. Мы начинали с технологической теплицы, привлекали венчурные деньги, сделали IPO на Nasdaq. И как обычно это делают израильские компании, в какой-то момент решили, что нужно открывать офис в Штатах. Я поехал в Бостон открывать офис в 1997 году и с тех пор живу здесь.

После Compugen я работал в разных компаниях. Было энное количество стартапов, где я был либо основателем, либо СTО / Director R&D, либо занимал технические позиции.

В какой-то момент я решил, что хочу уйти в бизнес, поэтому я пошел в MIT, чтобы получить Business Degree.

Я почти всю жизнь работал со стартапами, начиная с Compugen, поэтому я продолжил работать в этом направлении, но уже в качестве инвестора. Были проекты и в России, в том числе. Позже я занялся ангельским инвестированием. Кстати, на днях сразу две компании, в которые я инвестировал как ангел, подняли новый раунд.

К фонду Flint Capital я присоединился почти год назад, весной 2015.

Вопрос может показаться наивным: сотрудничаете ли Вы с Techstars? Почему спрашиваю: обычно, когда у нас говорят о Бостоне, то сразу возникает ассоциация– Techstars.

— Да, я очень хорошо знаю их управляющего директора — Семена Дукача. Мы дружим. В Techstars я выступаю в роли ментора и всячески стараюсь помогать им. Ну, и не только им, но и в MassChallenge, и в других бостонских акселераторах.

Вопрос по поводу украинских компаний, в частности стартапов. У нас  превалирует мнение, что для того, чтобы построить успешный бизнес, команде придется эмигрировать, например, в США. Но тут же возникает вопрос: а что ждет украинские компании там?

— Я не очень хорошо знаком с украинскими реалиями. Но предполагаю, что поскольку Украина и Россия долгое время были связаны, и это была одна система, то и у вас экосистема на ранней стадии развития.

Я задам встречный вопрос: почему стартапам хорошо в Бостоне? Потому что здесь много людей, участвовавших в разных проектах. Потому что они готовы делиться своей экспертизой. Потому что они готовы выступать менторами. Потому что есть достаточное количество венчурных фондов, которые активно инвестируют. Потому что понятно, что дальше делать с этими компаниями. То есть экосистема развита, и поэтому всё хорошо.

А в Украине и в России всё только зарождается. Соответственно, у вас очень мало людей, обладающих релевантным опытом в этом бизнесе. Опять же, я не могу утверждать, но подозреваю, что в Украине есть та же болезнь, что и в России – это когда стартапы пытаются что-то начать делать в Украине, а потом рассчитывают, что они куда-то выйдут. На мой взгляд, это – ошибка.

Да, действительно так и есть. Об этом не раз говорил в интервью СЕО Digital Future Алексей Витченко.

— Нужно брать пример с израильских стартапов, которые с самого начала вообще не смотрят на внутренний рынок, потому что это бессмысленно.

Ну да, он довольно маленький.

— Что в Украине, что в России народ рассказывает одинаковую историю: вот мы запустимся здесь, а потом выйдем в Штаты. Однако для большинства сегментов рынка внутренний рынок недостаточен, чтобы взлететь. Вы запускаетесь, проходит какое-то время, может даже в Украине появился какой-то traction (traction отражает динамику развития стартапа и отдачу от вложенных ресурсов, — прим.).

Дальше выясняется, что половину своего runway (взлетной полосы) вы уже использовали, но traction’a недостаточно для того, чтобы выйти в cash positive (чтобы приток средств превысил отток, — прим.).

Тогда вы говорите сами себе: «Ну что ж, зато я кое-чему научился». Едете в Америку, где выясняется, что всё, чему вы научились на украинском рынке, — это бессмысленно и не transferable, т.е. не релевантно американскому рынку.

Половина раунда уже использована, а ничего полезного не произошло.

Поэтому, если мыслить стратегически, если украинский стартап настроен делать что-то серьезное, то ему лучше сразу ориентироваться на западный рынок: будь то Европа или Америка.

Но тут стартап сталкивается с другой проблемой: очень мало кто обладает опытом работы на западных рынках и мало кто знает, как наладить Business Development (развитие бизнеса, — прим.) на западных рынках. И вместо того, чтобы нанять здесь правильного специалиста, который бы им активно помогал, украинские и российские стартапы совершают одну и ту же ошибку: пытаются сами выходить на западные рынки сидя дома.

Где взять такого специалиста?

— Надо приезжать. Надо искать. Есть стандартный путь – как это делают израильские компании. Рецепт давно известен, но почему-то в России и Украине продолжают изобретать велосипед.

Надо смотреть, как действуют израильские компании, у которых всё давно отработано. У половины израильских компаний, которые входят в наш портфель, есть офисы в Штатах.

Обычно это делается следующим образом: компания разрабатывает продукт. Когда становится ясно, что надо начинать его продавать, тогда СЕО перебирается в Америку и открывает тут офис. Центр принятия решений переносится в Америку.

Приведу пример Compugen, где я работал. На момент ІРО мы говорили, что мы — американская компания, хотя на самом деле в Америке было 30 человек, а в Израиле – 300.

Вопрос по поводу тенденций, проявившихся в 2015 году, и наметившихся на 2016 год. Наша компания принимала участие в Web Summit в Дублине (Алексей Витченко написал по этому поводу колонку для украинского издания). В кулуарах саммита активно обсуждалась тема надувающегося инвестиционного пузыря. Причем при обсуждении этой темы всплывал фонд 500 Startups, поскольку он оказывает довольно существенное влияние на всю отрасль.

— Я не думаю, что кто-то нарочно надувает пузырь. Это – объективные рыночные вещи, поскольку на сегодняшний день наблюдается переизбыток денег. Поэтому зашкаливает valuation (оценка стоимости актива – прим.).

С одной стороны, множество программистов, сделавших несколько миллионов на stock options, выходят на рынок в роли ангелов, не понимая при этом, что именно они делают.

С другой стороны, есть большие фонды, которые на поздних стадиях «засовывают» деньги в сильно переоцененные «единороги».

На сегодня в Долине однозначно есть переизбыток денег. Как следствие там есть надутый пузырь. На восточном побережье, в частности в Бостоне, ситуация получше: valuation намного ниже, чем в Долине. На мой взгляд, в Израиле valuation тоже адекватна.

Я думаю, что в ближайшие несколько лет пузырь начнет сдуваться. Как именно это будет происходить, и когда именно, — это вопрос на много миллионов долларов.

В принципе, уже сейчас есть признаки того, что пузырь начинает сдуваться.

Например?

— Посмотрите на ІРО стартапа Square, основанного гендиректором Twitter Джеком Дорси (цена размещения Square составила лишь $9 за акцию, на $6,46 меньше, чем на прошлогоднем раунде финансирования, — прим.). В принципе, в результате этого ІРО инвесторы последних раундов потеряли свои деньги. ІРО было по гораздо меньшей valuation, чем два последних раунда инвестиций.

Многие компании, которые стоят сегодня миллиарды, сильно переоценены. Если проанализировать цифры, то DropBox по сравнению с Box, который является публичной компанией, переоценен раз в пять.

Как следствие, многие компании застряли и не выходят на ІРО, ведь тогда им придется проводить его по намного более низкой цене, чем были последние раунды финансирования. А это довольно больно.

Я знаю несколько топовых фондов в Долине, которые сейчас намного менее активно инвестируют и ждут, когда ситуация с valuation нормализуется.

- Когда это может произойти?

— Никто не знает, зависит от ситуации. По идее, уже должно было бы. Но вот недавно фонды AngelList и Y Combinator сделали по $400 млн каждый, и эти $800 млн опять подогреют всю экосистему.

На рынке есть консенсус по поводу того, что многие компании перегреты. Но сколько времени уйдет на то, чтобы эти компании «остыли», и что с этим делать, — пока не ясно.

В принципе, делать с этим ничего не надо, а надо просто понимать и учитывать.

Какие отраслевые тренды Вы могли бы назвать?

— Есть множество технологий, которые развивают много интересного: Security, Internet of things, дроны и т.д. Правда, мы сами работаем далеко не во всех этих направлениях.

Интересно Ваше мнение по поводу Украины.

— Пока что большие инвесторы будут сами из Украины. Насколько я знаю, западные фонды не особо смотрят украинские проекты.

Как Вы считаете, почему?

— Если я инвестирую в американскую компанию в Америке, мне понятно, что с ней делать. Но если я инвестирую в украинскую компанию из Америки, то риски намного выше. Зачем мне идти в Украину, если я могу инвестировать в Америке?

В Украине риски будут намного выше, а reward (прибыль, вознаграждение – прим.)  – намного меньше, как правило.

Да и хороших команд в Украине намного меньше, чем на Западе (опять же из за экосистемы). По крайней мере, я пока еще не видел стартапов, которые бы меня заинтересовали. И я знаю очень мало примеров стартапов из Украины или России, добившихся успеха на Западе.

В украинском медиапространстве часто говорят о том, что западные инвесторы (не только в ІТ-отрасли) активно интересуются украинскими проектами, поскольку тут, с одной стороны, большие риски, но с другой стороны, выше отдача.

— Я так не считаю.. Как такие вложения могут быть выгодными? Valuation в Украине на 30-40% ниже, чем в Бостоне, а риски – выше, причем намного.

Команды… Когда я смотрю на американскую команду, то часто встречаю там людей, для которых это третий-четвертый успешный стартап. Естественно, у такой команды шансы на успех – на порядок выше, чем у любой украинской команды, в которой, скорее всего, будет несколько ребят, которые в первый раз что-то делают.

Поэтому, повторюсь, риски в Украине (и в России то же самое, кстати) – намного выше, а reward – намного ниже. Кроме того, в Америке и в Израиле у меня масса знакомств. В Израиле я всегда смогу найти людей, которые знают нужного мне человека – стартапера, инвестора и т.д.  А вот в Украине я мало кого знаю.

В моем pipeline, проектах, на которые я смотрю, есть масса проектов, до которых просто руки не успевают доходить. Так что у меня нет проблем с поиском хороших стартапов, и потому особой необходимости идти на другие рынки не вижу. Хотя в принципе я и Flint, как фонд, мы вполне готовы смотреть и на проекты в Украине.

Источник: thinkinginvestor / Интервью проводила Екатерина Гичан / Digital Future

Flint Capital was founded by the executives of Finam Global and specializes in investments in TMT sector. Today Flint has $30M under management. Flint Capital invests up to $ 2M in promising teams to help them grow their business. Announced investments include: YouDo, Platiza.ru, CreditCardsOnline.ru, Federal Finance, SMTDP Tech.

Читайте также